Вдохновлённая свыше

 
Чем русская литература принципиально отличается от западной?

В нашей есть душа, и она занимает ключевое место в системе ценностей героев. Материальный достаток и цивилизационный комфорт — это то, к чему яростно стремится герой западной литературной традиции. Он успешно справляется с жизненными неурядицами, решает свои финансовые проблемы, покупает дом, она приходит к нему, и оба живут максимально долго и счастливо, утешая друг друга в чистоте и уюте.

В русской литературе такая ситуация — это, скорее, стартовые условия.

Чего не хватает Евгению Онегину — жизнь удалась, деньги льются рекой, девушки любят со всех сторон, встаёшь, когда хочешь (пожалуй, самое главное) и ложишься, когда хочешь: вроде бы всё есть — и, естественно, наследник всех своих родных.

У Пьера Кирилловича Безухова тоже замечательная начальная платформа: счастливейший наследник богатейшего вельможи Российской империи ещё екатерининских времён, общественное признание, ветреная, разгульная, но вполне себе хитроумная жена, да и цепкий, домовитый тесть-накопитель, с которым точно не пропадёшь. Казалось бы, утешайся своим статусом самого влиятельного царедворца и не желай ничего большего.

Однако нет — тернистый путь для русского литературного героя только начинается.

Один, пресытившись всеми прелестями и соблазнами потребительского образа жизни, испытав все телесные удовольствия, вдруг неизлечимо заболевает не англицким сплином (!), а русской хандрой, едет в глухую деревню, впутывается в странную любовную историю, становится безвольной марионеткой в руках рокового случая, мучается после убийства друга, скитается, влюбляется, а потом, выслушав невероятно глубокий и вдохновлённый монолог, оказывается «как будто громом поражённым», точнее, озарённым. И, кажется, начинает что-то по-настоящему понимать и осмыслять сердцем.

Второй же не удовлетворяется обретенными золотыми горами и думает о высшем смысле своего существования, жаждет выхода своей вере, своим тайным импульсам, интуитивно ищет идеал.





Западный человек — насквозь рационалист, он уже мало верит в душу, а наш человек, пусть даже такой практически безнадёжный, как Евгений Онегин, «как-нибудь» воспитанный на основе материалистических ценностей постпетровской эпохи, на определённом этапе слышит зов души, которая нуждается в спасении — и идёт к нему.

Наши литературные традиции — это неизбежное отражение наших миров и мировоззрений.

«Темнел московский серый зимний день, холодно зажигался газ в фонарях, тепло освещались витрины магазинов…» — так просто, но так многообещающе начинается один из самых глубокомысленных и проникновенных рассказов Ивана Алексеевича Бунина «Чистый понедельник».

У главной героини есть всё, о чём она может мечтать, но она — поначалу невольно, неосознанно — стремится к чему-то другому, к чему-то высшему. Главному герою, в свою очередь, нравятся рестораны «Прага», «Эрмитаж», «Метрополь», а она всегда тянется к храму Христа Спасителя и собору Василия Блаженного; он водит её на «капустники» и лекции популярных лидеров символистского движения, он в восторге от «чего-то парижского», а её душа устремляется к сакральной — допетровской — Руси и красотам заречной снежно-сизой Москвы.

В конце концов она одаряет его телесной близостью, которая оказывается и духовным даром главному герою (от лица которого ведётся повествование), и посвящает себя Богу. В этом небольшом, но грандиозном рассказе заключается кодовый смысл всей сотериологической основы русской классической литературы.

И неясно — начинает ли в конце рассказа главный герой «я», по-онегински громом поражённый, понимать, что с ним произошло и как ему дальше быть? На этот явно не заданный, но внутренне проговорённый вопрос каждый читатель, так или иначе сравнивающий себя с героем, ответит самостоятельно.

Западная литература, моделируя «счастливый конец», не предлагает нам выбора — мы должны без возражений принять «благополучный» сценарий, а русская литература, вдохновлённая свыше, любит нас и призывает нас выбирать.

А напоследок — слова самого Бунина: «Я благодарю Бога за то, что Он дал мне написать «Чистый понедельник».